Сплетни, слухи, факты, события, скандалы и новости в Украине!

«Твоя музыка всегда в моих ушах, я схожу от нее с ума!» — восклицал Мик Джаггер, да что там… вся прогрессивная западная попса была в шоке от экспериментов Штокхаузена 60-70-х гг. “Битлз”, желая обрести иной имидж, неоднократно предлагали ему совместные проекты. И всякий раз следовал категорический отказ: “Мне не нужна популярность, мне нужно качество музыки!” И никакой коммерции. Но, несмотря на отказы, Леннон и Маккартни в 1967-м помещают фото Штокхаузена на обложку своего “Сержанта Пеппера” в сотне самых знаменитых людей XX века (верхний ряд, 5-й слева)…

Критики называли его дьяволом и шарлатаном; слова Губайдулиной — “этого циника для меня не существует”, Шнитке, напротив, говорил, что не знает ничего более высокого, чем музыка Штокхаузена. С 1951 года он питал идеями весь музыкальный мир, создавая новый язык, и равного ему до сего дня не было и нет. 

КШ родился в 1928-м в деревушке Мёдрат близ Кельна. По сей день остается самым значительным композитором со второй половины XX века (несмотря на “грозную” фигуру Пьера Булеза во Франции). Его творчество не вписывается ни в один стиль; он сам стал основоположником многих из них. Композитор-изобретатель, “отец электронной музыки”. В его “копилке” — более 330 самостоятельно исполняемых произведений (более 100 часов звучания, более 130 отдельных CD).

…Его нога не переступала порога Московской консерватории. Тогда, в 1990-м, профессура просто попадала бы со стульев, если бы Штокхаузен объявился в святая святых — Большом зале. Как заповедовала Советская энциклопедия: “КШ — типичный представитель элитарного буржуазного искусства, и его музыка лишена идейно-художественного содержания”. Что ж, его концерты, в обход руководства консы, давали в ДК МГУ: тройной кордон милиции, битковые аншлаги; студенты, едва ль не по подземному ходу любой ценой прорывающиеся в зал… Ужас!

— Какое у вас осталось впечатление о приезде сюда?- Россия была необыкновенно дружелюбна ко мне и моей музыке. Я не понимаю, почему эти люди не приглашают меня снова.

“Снова”… Рады бы, тем более грядет 80-летие мастера, да вот концерт влетает в копеечку — около 100 000 евро, пойди эти деньги достань. И уж, конечно, теперь-то его следовало провести только в консерватории. А то неувязочка получается: профессура пишет учебники, пытаясь анализировать сочинения КШ, а сама-то его и в глаза не видела! …Сам КШ живет уединенно на огромном земельном владении в 35 км от Кельна, недалеко от деревни, где родился. Дом — по собственному проекту, даже фотографировать его запрещает. С журналистами предельно сдержан, особенно после скандала с нью-йоркскими башнями-близнецами… Прокомментировать наше с ним интервью мы пригласили директора Института Штокхаузена в Москве, музыковеда и педагога МГК Михаила Проснякова.

— Вы бы порадовались, если бы кто-то умер от счастья на вашем концерте?
— Вы, верно, сумасшедший, раз задаете такой вопрос? Все зависит от того, кто умрет и как.

— Так как вы ощущаете смерть?
— Смерть — моя цель. Это врата в небеса.

— А после того как войдете в эти врата?
— Я буду продолжать сочинять музыку.

— Тень Люцифера падает на ваши сочинения?
— Я отрицаю его.

— В своих экспериментах вы оказываетесь на грани того-этого света. Но это может привести к сумасшествию…
— Будьте покойны, сам я не дам сойти себе с ума: у меня слишком много работы как на этом свете, так и на том… Сегодня узнал, что у Юпитера 63 спутника, а у Сатурна более 30: Солнечная система сама по себе есть музыкальная композиция. А как насчет Галактики?

“Ева напоминает мою мать”- Кстати, нигде не смог прочитать, откуда у вас такое интересное и длинное имя. Не было желания взять псевдоним?

— “Шток” — это “хранилище”; “хаузен” означает “дом”. В стародавние времена в каждой деревне были свои штокхаузы — и склад, и убежище, и тюрьма одновременно. Часто там просто хранили еду и оружие. Менять имя не собираюсь!

— Еще юношей вы потеряли отца и мать… Какими они вам запомнились?- Мне было 4 года, когда моя мать попала в больницу. Я ее, собственно, и не помню. Отцом я всегда очень гордился — он был хорошим учителем в начальной школе и потрясающим охотником. Потом он ушел в армию, и я его редко видел, да и то ненадолго. Он погиб на фронте в 1945-м в Венгрии.…Говорят, что род Штокхаузенов тянется от знатных средневековых рыцарей; многие этим объясняют сверхчеловеческую работоспособность и одаренность КШ. Семья же была крайне бедна: сельская местность, фермерский уклад и едва ли не единственный образованный человек на всю округу — отец-учитель. Видимо, из-за невыносимых проблем быта у матери Штокхаузена развилась психическая болезнь. Она попадает в клинику и в 1941-м, следуя национал-социалистской идеологии, ее подвергают эвтаназии, а попросту — умерщвлению. Психи, калеки и немощные гитлеровскому режиму были не нужны.

— Люди и в школе, и в повседневной жизни восхищались Гитлером.

— А вы?- Никогда.

…Штокхаузен был крещен как католик; с раннего детства посещал храм. С приходом Гитлера всякая церковная жизнь была запрещена. КШ был помещен в заведение по типу нашего детского дома; молиться там категорически запрещали. “Но когда наступала ночь, мы, лежа в постели, усердно читали молитвы. Лишь бы не увидели…”

— Позже вы не “кодировали” образы родителей в своих сочинениях?
— В моей первой опере “Четверг из Света” (1981) бас Люцимон несколько похож на отца, а сопрано Ева, его жена, напоминает мою мать…

— С чего началась ваша музыкальная жизнь? Слышал, одно время вы работали тапером в кельнских барах.
— Играть на фортепиано я учился с 6 лет; мой первый учитель был органистом в кафедральном соборе нашего городка Альтенберг — Франц Йозеф Клот. И очень скоро я стал исполнять по воскресеньям народные песни в ресторанах и клубах. С 17 играл в небольших городках на курсах танцев, но чаще — для любительских опереточных трупп. После того как поступил в Кельнский университет и в консерваторию, я почти каждый день или ночь играл в барах, на танцвечеринках, чтобы заработать на жизнь.

— Вы любите смотреть на звездное небо?
— Да. Хочется уловить его музыкальный пульс.

— Ваша музыка эротична?
— Все, что я творю с полной отдачей, исполнено любовью.

— Музыка может быть наслаждением?
— Естественно. Одно из моих последних сочинений — “Радость” для двух арф. Слушать его — чистое удовольствие!

— А происходящее в мире вас интересует?- Конечно. Вчера я, например, ознакомился с перспективной техникой исцеления больного, когда в его тело для хирургических целей внедряется медицинский наноробот, управляемый дистанционно…

Маэстро, вертолеты к взлету готовы!

…После войны “великая троица” — Булез, Штокхаузен и Ноно — затеяли крайне рискованное предприятие: попытку вырваться за пределы академмузыки, логический итог развития которой подвел еще Антон Веберн.

— Учась в Высшей музыкальной школе, я сочинял в разных классических стилях — от Ренессанса и вплоть до XX века. Но ко времени последнего госэкзамена (1951) я написал “Перекрестную игру” — первое пуантилистское сочинение. “Я ощущал себя астрономом, реорганизующим планеты”. Концерт закончился скандалом, публика просто возмутилась! Но с этого момента КШ встает на собственный путь тотального эксперимента и не сворачивает с него уже никогда.

…Люцифер, Ева и архангел Михаил прибегают к временному компромиссу — это в Голландии исполняется опера КШ “Среда из Света”. Наступает черед одной из частей — “Вертолетно-струнного квартета”. Публика из зала вываливает на плац: там уже готовы 4 вертолета, а Штокхаузен раздает последние замечания. Первая-вторая скрипки, альт и виолончель садятся каждый в свой вертолет (на фото), берут партитуры, надевают наушники, чтобы слышать себя, а не только рев моторов. Партитуры получают и опытные военные пилоты: им предстоит одновременно завести двигатели, взлететь и двигаться в точном согласии друг с другом по особым траекториям. До концерта была куча репетиций: прослушивался звуковой спектр двигателя, чтобы “урчание” было мягким, пилоты тренировались координировать свои действия с наземными службами. КШ:

— Они учились понимать партитуру, делать виражи, а иногда и внезапные прыжки… Ко всему относились достаточно музыкально и с юмором.
Совмещенный звук мотора и инструментов посредством радио транслируется на плац через динамики в течение 40 минут, пока машины не приземлятся. Для такого концерта нужны миллионы долларов и куча согласований — “поднять” такой масштаб по силам только одному человеку. После премьеры КШ скажет: “Если найду какого-нибудь нефтяного магната, чтобы помог, напишу сочинение для 16 вертолетов!”

— Нормальная ли реакция публики — свист и улюлюканье?
— После исполнения — пожалуйста. Но не во время.

— Вы хотите сказать, люди в тишине слушают ваши вещи?
— В крайне концентрированном состоянии. И обычно с закрытыми глазами.

— Неужели им нравится?
— В последние годы меня приглашали во многие города играть электронную музыку — и толпа всегда визжала и свистела. Я действительно не знаю, им это нравилось или нет. Возможно, и то и другое. Не могу сказать, для кого сочинена моя музыка. Даже я сам не всегда могу хорошо понять и услышать, что сочиняю в данный момент.

— А мнение публики вообще для вас важно?
— Очень. Все больше и болье людей заказывают мои диски, партитуры, фильмы…

— К сожалению, это не распространяется на Россию…
— А откуда люди в России могут быть знакомы с моей музыкой, если ее почти никогда не играли у вас ни на концертах, ни по радио? (Исполнять что-то без Штокхаузена — пустой номер, будет халтура. Что до дисков, то они не продаются нигде в мире, кроме как у самого КШ в Германии и — кстати — в институте его имени здесь, в Москве. — ред.).

…Из-за особенностей перевода ускользают его точные формулировки на немецком. Он никогда не говорит: “я сочиняю музыку”; но считает, что композитор должен выступать как некий резонатор — преемник вибраций более высокого, надчеловеческого уровня. “Когда я нахожусь в правильной концентрации, моя самость перестает существовать, нечто более высокое входит в меня… Сейчас “Штокхаузен” — это некая табличка, ярлык, но когда я умру, таблички уже не будет, ибо музыка важнее меня самого”.

— Для меня интуиция — главный источник; в любой момент жизни мы можем достичь просветления. И иногда я ощущаю такие моменты.